Приговоренные к пожизненному - Страница 97

— Я доктор Мэноз, я буду лечащим врачом вашего сына. Его довольно сильно избили, но с ним всё будет в порядке.

Моё сердце дрогнуло и чуть не выпрыгнуло из груди. Я снова могла дышать.

— Мы беспокоились о повреждении головы, но он начал приходить в себя пару минут назад. Травмой, которая вызывает наибольшее беспокойство, является отслоение сетчатки. Нам срочно нужно сделать ему операцию. Есть хороший шанс, что он не потеряет зрение на этот глаз. Он сейчас в сознании, если вы хотите увидеть его. Но только на минуту.

ЕСЛИ? Если мы хотим увидеть его? Зачем же нам тогда выставлять свои чувства на показ, если бы мы не хотели? Зачем седеть от страха? Я держала своё раздражение при себе, зная, что этот врач не взвешивает и не понимает влияние каждого произносимого ею слова. Но она должна была понимать. Они обязаны учить этому врачей, потому что это важно.

Каждый звук, слетающих с их губ, может как причинить боль, так и исцелить — у них есть эта власть.

— Но только двое, — сказала она, — он уставший и немного дезориентирован, и ему очень больно.

Пол кивнул, а я просто пялилась на неё.

Бив быстро сжала мою руку, давая понять, что они подождут нас.

По шумному из-за посетителей коридору, доктор повела нас в палату, в которой стояли десятки больничных коек. Большинство из них были пустыми, но место в конце палаты было закрыто занавеской. Она указала нам за койку за занавесом.

— У него так же целый ряд травм в дополнение к отслоению сетчатки и рваной ране на голове, — сказал она, — разрушена скула, сломано пять рёбер, раздроблен указательный палец правой руки, а также у него вывихнуто запястье, не считая целого ряда ран и ушибов.

Она резко дёрнула занавеску, и я судорожно сглотнула. Его лицо было частично спрятано за марлей, и большой тампон закрывал его левый глаз. Его губы опухли, а грудь и руки были покрыты яркими синяками фиолетового, синего и красного цвета.

Я села рядом с его кроватью и взяла за здоровую руку.

— Привет, ковбой, — выдавила я

Его правый глаз распахнулся, и думаю, он попытался улыбнуться.

— Я так зла на тебя, — и слёзы начали течь по моим щекам, — и ты дерьмово выглядишь.

— Не плачь, милая, — пробормотал он своими опухшими губами, — просто расплачиваюсь с долгом.

Пол молча стоял возле меня, его рука лежала у меня на плече. Взгляд Джорданя поднялся вверх.

— Привет, пап

— Твоя девушка права, — засмеялся он, чтобы перестать плакать, — ты выглядишь чертовски ужасно.

— Чувствую себя так же, — пробормотал он, его глаз снова закрылся.

Доктор Мэноз поспешила обратно к нам.

— Нам нужно увезти его сейчас, — сказала она, — это стандартная операция, и обычно проводится под местным наркозом, но из-за его остальных повреждений наш хирург доктор Линден решил использовать общий. Обычно, процедура занимает около часа, но после неё Джордан будет чувствовать сонливость на протяжении от шести до двенадцати часов. Если у вас есть какие-то вопросы, доктор Линден с радостью ответит на них.

— Мне нужно уходить, — тихо сказала я Джордану, — ну, знаешь, ждёт целая куча дел.

Думаю, он попытался улыбнуться, но я не была уверена. Я наклонилась в надежде найти хоть одно неповреждённое место, чтобы нежно поцеловать его. Кровь была даже у него на волосах.

Врач сразу же вытолкала нас из палаты и оставила в коридоре одних. Бив крепко меня обняла.

— С ним всё будет в порядке, — сказал Пол

Он начал перечислять повреждения Джордана, Бив и Пит были в ужасе.

— Ребята, вам лучше сейчас пойти домой, — сказала я тихо, — Джордан не проснётся до завтрашнего утра. Вам нужно поспать.

— Поехали с нами, — умоляла Бив, — тебе нужно отдохнуть. Мы привезём тебя завтра утром.

Я покачала головой.

— Нет, я остаюсь.

Она вздохнула и попросила меня пообещать, что я напишу ей, как только мы всё узнаем.

Их шаги эхом отдавались в коридоре.

Пришла медсестра и перевела нас из отделения экстренной медицинской помощи в комнату ожидания после операций. Возможно, она просто хотела избавиться от нас. А может, другая семья придёт туда, отчаянно желая услышать, справится ли их кто-то очень особенный или нет. Больничному механизму приходится продолжать усердно работать.

Спустя несколько минут в комнату зашёл добродушный мужчина лет пятидесяти, одетый в уже знакомую зелёную форму. От доктора Линдона исходила профессиональная сердечность, и у него были спокойные и добрые черты лица. Он выглядел как человек, которому ты сразу же доверяешься, даже если и не хочешь.

— Нам удалось обнаружить повреждение на ранней стадии, — сказал он, — но всё ещё есть десять-пятнадцать процентов того, что Джордану понадобится дальнейшая операция, но я надеюсь, что в этом не будет надобности. В ближайшие пару дней ему будет очень неудобно, потому что место вокруг глаза уже очень опухло. На заживление уйдёт от двух до шести недель, но из-за введения газа в глаз во время операции, у Джордана, в конце концов, начнёт развиваться катаракта на левом глазу. Её будет легко вылечить, когда хрусталик глаза полностью помутнеет года через два, три. Если повезёт, то он не потеряет зрение на левом глазу.

Он кивнул. Мы кивнули.

Пол подписал документы о согласии на операцию, и доктор ушёл.

Я не очень хотела разговаривать, но Пол попросил меня объяснить, что же произошло. Он почернел от горя к тому моменту, как я закончила.

— Райан Дюпон, — повторял он снова и снова, — не могу поверить в это. Они были друзьями.

Он покачал головой.

У меня уже не осталось и капли утешения, которую я бы могла ему предложить. Просто, чтобы хоть что-то сделать, Пол пошёл на поиски еды и чего-нибудь попить. Я бы больше не выдержала того омерзительного кофе, поэтому он пообещал мне разыскать автомат с содовой.